Дело было в середине 2000х. Есть у меня приятель, который в детстве говорил: «Вот вырасту – курить буду, а пить никогда!» Вырос и начал пить, как пожарная машина.
Но, при этом, он ухитрялся всегда оставаться довольно интересным собеседником, потому что в юности успел немало прочитать полезной литературы, отучиться в одной из центральных столичных школ, расти в атмосфере старой закалки и обладал недюжинной витиеватостью речи.
В силу своего запойного характера, но вполне развитого сознания, он стал уважаем в среде себе подобных, вхож во многие сомнительные места и вращался среди многочисленных притонов, забулдыжных компаний и прочих сливоносых, синелобых и разноцветных представителей алко-субкультуры.
Временами, он, как сам выражался, «становился на ремонт» и в такие периоды мог не употреблять вообще никакого спиртного полгода, а случалось что и год. Но потом неизбежно срывался в пропасть.
В один из таких периодов «ремонта», улучив момент, я как-то решил у него поинтересоваться двумя озадачивавшими меня вопросами: - о чем часами толкуют под гастрономами с шести утра на своих «планерках» представители его сообщества; - почему чаще всего я слышал от них нечто вроде «пошли по сто пейсят?» - и никак иначе.
Как человек сведущий, сочувствующий себе подобным, часто платежеспособный и похмеляющий часть микрорайона, приятель предложил мне выпить с ним кофе как-то ранним-преранним утром в одной из круглосуточных «наливаек» на углу двух улиц спального района столицы.
Моего любопытства было недостаточно, чтобы вставать в такую рань и идти дышать чужим перегаром, но так сложилось, что именно в это утро мне предстояло пригласить своего собеседника на дачу в помощники, иными словами – подхалтурить, и мы должны были вместе рано выезжать. Поэтому я согласился, и мы вошли в известный придорожный «гэндэль».
…Там аккуратно нарезанными дольками в блюдце на барной стойке лежали лимончики, а за стойкой зевала тучная, мясистая, сисястая не то Клава, не то Лариса, с небольшими выцветшими глазами поверх мешков, свисающих на щеки. Королева местного контингента и богиня с алко-алтаря.
Мы заказали по стаканчику кофе. О кофе-машинах в таких заведениях тогда никто не слышал еще, поэтому рецепт напитка был предельно прост и банален: «Ложка на ложку на пол-чашки!». Ну, то бишь, ложка растворимого «Якобса», ложка сахара и кипятка по «марусин поясок».
…Пока обжигающий кофе остывал, а за окном серело, мы встали в уголок зала за небольшой круглый столик. Места в заведении были только стоячие – на то есть свои причины – посетители не должны были задерживаться. Платежеспособных среди них было очень немного, а тех, кто приходил похмелиться «на карандаш», то есть записаться в долговую тетрадь, здесь подолгу не жаловали.
Первый посетитель сразу направился к стойке и попросил: «Сто пятьдесят!». Опрокинул залпом, закусил долькой лимончика и вышел. Картина повторилась и с другим через минуту. Настало время вопросов.
- Так расскажи, о чем говорят «мужчины» в столь ранний час у гастрономов? Каждое утро наблюдаю эту картину – по 10 человек с похмелюги трут о чем-то с серьезным выражением на лицах. О чем говорят на «планерке»? – начал я приставать к своему приятелю.
Отхлебнув кофе, тот сосредоточился: - Ну, вот смотри. Значит… Первое, что нужно обсудить – чем закончилось вчера. И не «приняли» ли кого за ночь в ментовку. А если приняли, то надо решить, как, через кого и за какие его выручать. Ну, потому что, завтра там наверняка окажется кто-то из сочувствующих все равно – просто кому карта такая выпадет, кто «накидается» вусмерть. Или отчебучит что-нибудь. В общем, сегодня ты, завтра тебя, с этим.. ясно?
Я кивнул. Приятель тоже.
- Воот. Если этот вопрос решен, вторым появляется вопрос, за чьи накатить, кто похмеляет сегодня, кто угощает. А если таких нет – куда идти, у кого что отжать, кто кому должен, что продать, что заложить в ломбард, у кого что есть… В общем, процесс это непростой и неспешный – с каждым днем он осложняется.
Ну, и если и этот вопрос решен – остается последний – как обрубить «хвосты». Потому что, желающих присоседиться к «решенному вопросу» на халяву более чем достаточно, а «похмеляющие» не всех могут или хотят похмелять. Потому, важно все замутить так, чтобы неугодные сами отделились и отправились на поиски своих шансов в другие места. А посвященные, так сказать, могут, выдохнуть. И ждать пока откроется «угол».
Приятель отхлебнул половину кофе и многозначительно посмотрел на меня. - Понял? Я снова кивнул. В общем-то, я понял, но только концептуально. В моей голове такая логистика в столь утренний час выстроиться не могла.
И тут в заведение потянулись один за другим страждущие. Все они, как один, заказывали «по 150» и, закусив лимончиком, тут же ретировались.
- Но почему – именно 150?! – недоумевал я.
Приятель проглотил еще треть кофе. - Ну смотри: сто грамм – мало. Двести – много, это считай стакан. Стакан перед халтурой, перед работой или вот просто с утра… - ну куда? Это ж уже все. А вот 150 - самое то!
Аргумент был сомнительным, но прозвучав из уст приятеля - казался железным. Все равно больше верить было некому. Десять посетителей один за другим заказали «по 150» и, доев лимон, шли встречать новые приключения на потертые джинсовые задницы.
И тут в заведение вошел весьма интеллигентного вида невысокий крендель средних лет, лысоватый, в серой шляпе, подошел к барной стойке и со знанием дела произнес:
- Сто!
- А-га! – победно прошептал я приятелю.
Крендель снял шляпу, обнажив блестящий череп, проглотил сто грамм водки, закусил лимончиком, надел шляпу, кашлянул, мутно оглядел нас и продавщицу. И выдохнул: - …и пятьдесят!
Приятель залпом махнул остаток кофе, и хлопнул меня по плечу: - Пошли!
Мне нечего было добавить. Эта философия так и осталась «за кадром» моего восприятия мира. ***
Поднималось холодное июньское солнце.
